1.Главная

2.О проекте

3.Обращение

4.Визитная карточка Центральной районной библиотеки

5.Район в целом

6.Географический обзор
Памятники природы
-камень у музея
-каменский утёс

7.Природные условия района

8.История района:
- освоение земель района
- динамика размещения населения
- археологическая карта реки Ангара
- хронология исторических событий
-историческое путешествие
-политические репрессии
- территории
-период Гражданской войны (1918-1920)
-дети войны
-воспоминания жителей района со страниц газеты"Ангарская правда"-история комсомола и пионерии -исторический кадр

9.Экономика района
-История организаций и учреждений

10.Гордость района:
- они приближали Победу
- автопробег "Поздравь ветерана с победой!"
- фрагменты рукописи
Н.Д. Рожковой
- их подвиг трудовой
- история и судьбы
-они сражались в Афганистане

11.Образование района
- люди в профессии

12.Здравоохранение
- люди в профессии

13.Культура района:
-история и современность;
- учреждения культуры
- работники культуры;
-фестивали, конкурсы, -праздники;
- молодые таланты,
-творчество наших земляков

14.Жизнь и быт ангарцев:
-роль труда
- круглый год
-народные приметы
-досуг и праздники
-ангарские свадьбы
-одежда
- пища
-материальная культура-устное народное творчество
-ангарский говор

15.Средства массовой информации:
- ТРК "Спектр"
- газета "Ангарская правда"

16. Литературная жизнь района
-известные писатели - наши земляки
-юные дарования
-книги, вышедшие у наших земляков

17.Физкультура и спорт
-великолепная десятка спортсменов
-турнир по вольной борьбе на приз Главы района

18.Святые места
-Храм Петра и Павла

19. Библиография

Досуг и праздники

Вечерки и игрища Приангарья

Осенне-зимние собрания молодежи существовали повсеместно. Юноши и девушки собирались для работы и развлечения на Украине и в Белоруссии, на Русском Севере и Дальнем Востоке, на Урале и в центральных губерниях России.
В разных местностях такие собрания имели свои названия: вечерины, вечереньки, вечерницы, вечерки, повады, поседки, игрища, беседы и т. д. По назначению собрания делились на рабочие и увеселительные.
На рабочие собрания люди сходились для прядения, вязания, рубки капусты и других дел. В зависимости от местности, времени и характера работы такие «соборы» назывались по-разному: посиделки, супрятки, вечерки, вечерования, беседы, капустки.
На увеселениях в каждой местности пелись свои песни, звучала музыка, помогали плясунам задорные частушки. Если собрать весь вечерочный фольклор, получится несколько увесистых томов — настолько он богат и разнообразен. Многообразны и сами увеселения, ведь даже в соседних селах молодежные вечерки не повторяли буквально друг друга. Они отличались порядком устройства, возрастным составом, хороводным и плясовым репертуаром. Однако, в этом многообразии прослеживаются и общие черты. Так, по составу вечерочного репертуара у восточных славян можно выделить три типа зимних молодежных увеселений. Например, в Белоруссии, на Украине и в некоторых южно-русских губерниях молодые люди на гуляниях танцевали под музыку или коротенькие песенки-припевки. Особых вечерочных песен здесь не существовало. На молодежных увеселениях русского Севера звучали длинные «утушные» песни, объединяющие несколько самостоятельных сюжетов. Этими песнями сопровождались орнаментальные хороводы, в которых участвовало большинство собравшихся в избе. А в центральной полосе России, на Урале, в ряде районов Сибири были специальные — вечерочные — песни. В то время, как они пелись хором, солисты в середине комнаты сопровождали пение ходьбой, пляской или разыгрыванием сюжета.
В нашем крае существовали разные типы увеселительных собраний. Ведь, переселяясь в Сибирь, выходцы из разных европейских губерний приносили свои культурные традиции. Поэтому еще в 20-х годах ХХ века на территории края устраивались украинские вечерницы, новопоселенческие вечерки, старожильческие игрища. Мы расскажем о рабочих и увеселительных собраниях Приангарья конца XIX — начала XX вв. На их примере попытаемся понять, какое место они занимали в народной жизни, какова их роль в традиционной культуре прошлого.
В науке немало сделано для понимания сущности вечерок и игрищ XIX века. Так исследователи В. Е. Гусев, А. И. Лазарев, В. И. Чичеров отмечали их развлекательный и эстетический характер. Была отмечена важная роль вечерок в предсвадебном общении молодых людей. На это обратили внимание еще этнографы XIX века. Наблюдая молодежные увеселения, уральский бытописатель Пономарев пришел к следующему выводу: «Вечерки —это такое общение молодежи, где происходит свыкание молодых людей, знакомство и выбор невест»
Советские ученые В. И. Чичеров и Т. А. Бернштам тоже видят основное значение вечерок в установлении контактов, возникновении знакомств, предшествующих свадьбе. Но изучение молодежных увеселений убеждает, что только к предсвадебному общению и увеселительной функции они не сводились. В народной жизни вечерки и игрища значили гораздо больше, и молодежные собрания Приангарья в этом плане типичны.
Традиционная культура Приангарья начала формироваться в XVII веке, в пору заселения русскими этого региона. Первыми засельщиками были выходцы из северных губерний России. Они и составили основное ядро населения в Кежемском и северной части Богучанского районов. Более позднее заселение Сибири почти не коснулось этих территорий, поэтому определенная культурная однородность сохранялась здесь даже в XX веке. В южной части Богучанского и в Мотыгинском районах в XVIII—XIX веках население пополнялось выходцами из центральных и южных губерний России. И хотя основу народной культуры здесь тоже составила старожильческая, т. е. северорусская традиция, она осложнилась культурными влияниями поздних переселенцев.
Разная история заселения и иной этнический состав жителей привели к тому, что традиционная культура каждого из современных районов Приангарья имеет значительные отличия. Они проявляются и в зимних собраниях конца XIX — начала XX веков. Разница видна даже в обозначениях. Так, в Кежемском районе и в северных Богучанских селах увеселительные собрания молодежи назывались игрища, а рабочие — вечерки. В Богучанских деревнях Гольтявино, Климино, Чадобец слово «вечерка» имело синоним — «вечерованье». А в низовьях Ангары, на территории современного Мотыгинского района, термин «игрище» вообще не был принят. Здесь увеселительные собрания обозначались словом «вечерка», а рабочие сходы назывались «посиделки». Учитывая неоднозначность ангарских обозначений, мы будем в этой книге называть увеселительные собрания игрищами, а рабочие — вечерками.
Для увеселения и работы молодежь собиралась примерно одного возраста (как говорят на Ангаре, —«одной рошши».). В большинстве деревень Кежемского района в начале нашего века существовало три возрастных деления молодежи. Жительница села Болтурино Александра Ивановна Колпакова рассказывала: «Раньше у каждой рошши своя вечерка. Девки, ребята, которым замуж идти — большеа вечерка, помене — средняя, а уж девки 12—13 лет — меньшая».
В Богучанском районе было принято такое же деление, однако, младший возраст для работы не собирался. Поэтому устраивалось три игрища, но две рабочих вечерки.
По народному ангарскому календарю сезон зимних собраний открывался с Покрова (1 октября по старому стилю). На другой день после Покрова мужчины уходили в тайгу на охоту, а девушки начинали «ходить по вечеркам». Обычно собирались в сумерки, после того, как была закончена основная работа по хозяйству. Не устраивали вечерки в субботу, воскресенье и праздничные дни. По субботам убирали и мыли дом, топили баню, а работать в праздники и воскресенья считалось грешно.
На ангарских вечерках девушки вязали чулки и варежки, иногда шили, но главным занятием было прядение льна. Пряжи требовалось много, так как вся основная одежда изготовлялась из холста: «Ране-то всю зиму напроход прядем. На покупно денег не было. В холщевину-матушку одевались», — вспоминает Глафира Васильевна Заборцева из Богучан.
Лен в крестьянском хозяйстве нужен был разный. Грубый холст шел на изготовление верхней рабочей одежды. Например, им обшивали износившуюся «однорядку» — зипун из домашнего сукна. В результате получался тяжеловатый, но теплый «шойденник», в котором хоть в лес по дрова, хоть сено возить — не холодно. Из холста потоньше шили шаровары, женские кофты, рабочие рубахи— «хобатухи». А самая тонкая пряжа шла на изготовление браных скатертей, полотенец, девичьего приданого. Чтобы напрясть такой лен, нужно было особое умение. Не случайно в ангарских деревнях высоко ценились искусные «тонкопряльи».

Поскольку сезон прядения начинался с Покрова, хозяйки старались к этому дню закончить подготовку льна: высушить его, обмять, истрепать, запасти побольше кудели.
По свидетельству этнографов XIX века, ангарские девушки раньше и на поле работали наравне с мужчинами, и рыбачили, и даже с бечевой ходили, переводя груз через пороги. Прядение для них работа не трудная, но монотонная, однообразная. Вот и старались ее скоротать, собираясь вместе по 5—7 человек.
Первая вечерка была «званой», на нее шли по приглашению. «Бывало, обежишь всех подружек, созовешь. Мол, приходите ко мне на вечерку. А уж там уговаривались, к кому другой раз идти», —вспоминает Ульяна Егоровна Брюханова из деревни Климино. Следующие вечерки подруги устраивали по очереди. Если же девушка не могла предоставить помещение у себя, то она должна была найти избу и договориться с хозяевами, а откупали дом вечеровальницы вскладчину.
В районах Приангарья «засиживать» с работой начинали с различного возраста. В Богучанском районе—с 14—15 лет. До этого возраста учились ремеслу дома, под присмотром старших.
Идя «вечеровать», средние и старшие девушки надевали будничную одежду, но старались выглядеть почище, понаряднее. Они знали, что на огонек обязательно заглянут ребята. В таких деревнях, как Гольтявино, Климино, Бедоба, Юрохта с приходом парней работа не прерывалась. «Они приходят, сидят, разговаривают, расскажут чего-нибудь, пошутят, опять уйдут», — сообщает Ефросинья Сергеевна Скурихина из Бедобы. А в Пинчуге, Богучанах юноши приносили с собой гармошку и — откладывалась в сторону прялка, слышался перепляс «Четвер» или «Пятер», звучали веселые «припеутки» — так назывались здесь частушки:
Чирочки мои,
Носки выстрочены,
Не хотела я плясать,
Сами выскочили.
Услышишь такую припевку, и не усидишь на месте, ноги сами рвутся в пляс.
Но вечерочное веселье длится недолго. Поплясали, стряхнули усталость, и ребята уходят: кто домой, кто на следующую вечерку, веселить другую компанию. А девушки снова берутся за прялку. Допоздна засиживались с работой. Проголодаются, напоит их хозяйка избы чаем, и снова сидят, торопясь спрясть всю припасенную из дома куделю. Стараются, чтобы на следующий день не оставили дома за плохую работу.
Период с Покрова до Казанской (22 октября по старому стилю) ангарские охотники проводили в лесу. В деревне в это время парней мало: одна-две компании зайдут к девушкам за длинный зимний вечер. Но скучать не приходилось. Бывало, только затихнет вдали гармошка уходящих ребят, появляется новое развлечение — «нарядчики». Это, проводив мужей в лес, веселятся женщины. Кто цыганкой нарядился, кто мужиком бородатым, а кто просто «ремуги» - рваную одежду — на себя нацепил, а на лицо старый чулок натянул или платком закрылся, чтобы не узнали. В Богучанском и Мотыгинском районах ряженые для неузнаваемости «хари» (маски) надевали. Их покупали в городе или у местных купцов, а некоторые умельцы вырезали сами из бересты.
С шумом, песнями, озорными, порой и «соромскими», частушками идут по деревне компании «нарядчиков». Заходят ряженые в избу, пугают вечеровщиц, хватают их, заставляя плясать с собой. Нашумятся, наскачутся, переполошат вcex — и пошли на следующую вечерку. В других местностях «наряжались» на Новый год, а на Ангаре - главное время ряжения — осень, с Покрова до Казанской. В Кежемском районе в Новый год вообще не маскировались, в Богучанском — хоть и наряжались, но основным периодом ряжения оставалась осень.
После возвращения охотников из леса ряжение прекращалось, но и работа у девушек на вечерках гораздо меньше спорилась. Ведь теперь в деревне много ребят, и в течение вечера у них одна за другой побывает несколько компаний. В Богучанском районе парни всегда приходили с балалайкой или гармошкой, и самым веселым плясуньям для работы почти не оставалось времени. Но девушки помнили о строгости родителей и иногда прибегали к нехитрым уловкам; «Бывало, идешь на вечерку, а из дому тайком второе веретешко берешь — полное. Утром покажешь его матери. Вот, мол, мамонька, напряла вчера. А кого там напрядешь — пляшешь да играешь весь вечер», — вспоминает Клавдия Петровна Мутовина из Богучан.
Размышляя о вечерках, признаешь мудрость неписанной народной педагогики. В юности чрезвычайно велика потребность общения со сверстниками. Но если в наши дни молодежь часто не имеет возможности встречаться в нормальных условиях и порой вынуждена осваивать «пятачки», дворы, подъезды, то в старину были удачно найдены способы, не выпуская молодежь из-под контроля старших, создавать условия для ее общения. Конечно, родителям приходилось идти на определенные жертвы, терпеть неудобства от шумных компаний вечеровщиц и их гостей. Но поскольку вечерки устраивались по очереди, то в неделю у каждой из девушек собирались не чаще одного раза. Выручало и то, что у многих ангарцев во дворе имелись маленькие избушки — «зимовейки», там летом готовили пищу, обедали, а зимой можно было устроить рабочую вечерку.
В Приангарье собирались для рукоделия и женщины. Они тоже пряли, починяли и, кроме того, делали более сложную работу: шили, плели «личинки» — сетки для накомарников. Женщины собирались днем, стараясь закончить работу до сумерек. В Кежемском районе дневные собрания женщин назывались беседы, а в Богучанском — супрятки. На беседах женщины делились заботами и радостями, обменивались новостями, обсуждали события деревенской жизни. Но не только за разговорами проходило время. На беседах, как и на девичьих вечерках, загадывали загадки, слушали сказки, великое множество которых знали ангарские старики. Немало было спето за работой и прекрасных протяжных песен о любви, разлуке, женской доле, ушедшей молодости.
Период рабочих вечерок заканчивался с наступлением масленичной недели. Ведь после масленицы начинался Великий пост, когда запрещалось всякое веселье, шутки, песни. С этого праздника прекращались как девичьи, так и женские собрания. Если кто-то не успел допрясть лен, то доделывали работу дома или собирались вместе две-три соседки. Но сходились только днем, и песен при этом уже не пели. Основным же занятием в этот период года становилось ткачество, которое продолжалось до начала огородных работ. Уже с первой недели Великого поста по избам устанавливались кроены, но прежде чем ткать, надо было проделать десятки рабочих операций. Одна только подготовка основы требовала немалых затрат труда: сначала пряжу с клубков перематывали на мотовило, с него — на воробину, затем на тюрики, а уж с тюриков натягивали на сновальню. Непосвященному человеку и запомнить-то все основные действия трудно. И хотя деревенских девочек к ткацкой работе приучали сызмала, не каждой ткачихе удавалось ровно «набрать стену» и не у всякой получалось чистое, гладкое полотно. Недаром умение хорошо ткать высоко ценилось в деревне, а нерасторопным, неумелым ткачихам доставалось от местных острословов. В селе Пинчуга Богучанского района была очень популярна шуточная песня про неразворотливую и ленивую хозяйку. Если все женщины успевают выткать холст до наступления тепла, то у героини песни кроены с незаконченной работой стоят уже «девятую весну». За это время курица успела свить в них гнездо и высидеть потомство.
Как поставила кросна —
Им девятая весна,
Им девятая весна,
Десята масленица.
Между нитенкам наметом
Кура вывела цыплят
За работой проходил семинедельный Великий пост, наступала Пасха, близился короткий сезон летних увеселений — «полянок». Теперь до прихода новой осени в деревне не услышишь игрищных и вечерочных песен.
В отличие от вечерок, игрища в Приангарье устраивались по большим праздникам, а в селах Яркино, Гольтявино, Карабула еще и по воскресеньям. Игрищный сезон, как и вечерочный, начинался с 1 октября. «С Покрова парни уходят в лес, а девки остаются одне, тут на Покров им игрище перед расставанием», — вспоминает Григорий Николаевич Безруких из села Заледеево. Следующее увеселение приурочивали к Казанской, когда «промышленники» (так на Ангаре называют охотников) возвращались из тайги.
Устройство игрищ в другие дни зависело от местной традиции. Так, хотя «разгар игрищ» повсеместно на Ангаре приходился на рождественские праздники, количество увеселений в разных селах было неодинаково. Например, в Пинчуге, Иркинеево рождественские игрища собирались три вечера подряд, затем в Новый год, а в период «страшных вечеров» (с Нового года до Крещения) игрища не собирали. А в селе Каменка игрища устраивали каждый вечер с Рождества до Крещения.
Частота увеселений зависела и от того, какое место занимала дата в народном календаре района и села. К примеру, в деревне Яркино Богучанского района. Михайлов день (8 ноября) считался большим праздником и сопровождался игрищем. В Мотыгинском же районе эту дату отмечали как полупраздник и игрищ не устраивали, зато там большим праздником считалось «Веденье» (так называют ангарцы 21 ноября, праздник введения во храм богородицы), и в этот день молодежь собиралась повеселиться.
Заканчивалась игрищная пора тоже различно. В селах Гольтявино, Каменка, Бедоба последнее игрище устраивалось в пятницу на масленичной неделе, а в деревнях Иркинеево, Пинчуга Богучанского района и в Кежемских селах увеселения прекращались уже с Крещенья.
Устройство игрищ было для молодежи довольно хлопотным делом, требовало и организаторских способностей, и труда. Прежде всего, надо было найти помещение. Лишь в конце 20-х годов ХХ века в некоторых ангарских селах стали строить «народные дома» (они предшествовали современным клубам). До этого времени избу для игрищ «окупали» у тех, кто жил победнее, чаще у вдов или одиноких стариков. Платили за дом в Приангарье по-разному. В Кежемском районе договаривались с хозяевами самое большое на 2—3 раза, и каждый раз несли условленную плату. Если платили испеченным хлебом, это называлось «платить по калачику». «У нас, бывало, идешь на игрище — каждая девка по калачику несет: кто шаньгу, кто булку большую. А парни дровами платили, хлебом»; — вспоминает Наталья Павловна Колпакова из деревни Проспихино. В других селах могли платить льном, деньгами, продуктами. Иногда по уговору с хозяевами молодые люди должны были отработать день на покосе или жатве. Но чаще всего платили хлебом, мукой, пшеницей.
В большинстве деревень Кежемского района юноши и девушки на равных участвовали в оплате помещения. Если же избу откупить не удавалось, игрище устраивали у какой-нибудь из девушек; в этом случае устроительница впредь освобождалась от оплаты. В Богучанском районе в селах Бедоба, Иркинеево, Богучаны, Каменка характер платы был иной: равное участие в ней принимали лишь подростки, а о помещении для старшей возрастной группы заботились юноши. «В Бедобе, пока маленьки были, игрища откупали вместе: девчонки и ребята. А на больших уж парни стали окупать», — рассказывает Софронья Капитоновна Соседова из Бедобы. Найти избу для игрища даже за плату было непросто: хозяева неохотно соглашались в течение долгого зимнего вечера терпеть многолюдье, шум, песни, пляски.
Особенно сложно было снять помещение для рождественских игрищ, устраиваемых в течение нескольких дней. В деревнях Пинчуга и Каменка Богучанского района все взрослое население помогало молодежи собрать необходимую плату. «У нас в Каменке эти соборы без работы назывались вечерки. В Рождество перву вечерку пляшут бесплатно. А потом запрягают коней, объезжают улицу. Всех подряд: не только тех, кто ходил на игрище, а и стариков. И каждый дает хлебушка по лопатке», — вспоминает Григорий Николаевич Безруких.
В результате таких пожертвований набиралась весомая мера, которая была подспорьем бедной семье и позволяла юношам арендовать дом. Очень важно, что забота о молодежи в этих деревнях была делом всей сельской общины, а не только молодых людей и их родителей.
Откупив дом, девушки и юноши готовили его к вечеру: мыли полы, отодвигали в угол нехитрую утварь, расставляли вдоль стен лавки, заботились об отоплении и освещении. В 20-е годы девушки приносили с собой лампы-мигушки. До революции же игрища, как и вечерки, освещались свечками, а в глухих деревнях — лучинками. Лучина требовала умелого обращения: чтобы она не гасла и не сгорала быстро ее следовало закреплять в светце под определенным углом. Но и в этом случае через каждые 10—15 минут приходилось вставлять новую щепку. На вечерках для этого специально садили девочку, а на игрищах такую обязанность выполнял кто-нибудь из участников увеселения. В одной из ранних ангарских плясовых песен прекрасно отражена обстановка вечерочной избы с ее неизменной лучиной, светцом и танцами молодых людей:

Ты лучина, ты лучина березовенькая,
Да березовенькая, сама занозливая.
Ой, со лучиной, со светцом,
Да по горнице с молодцом...

Как и вечерки, игрища в Приангарье устраивались отдельно для каждого возраста. Естественно, что увеселения разных возрастных групп очень отличались друг от друга. Детские игрища почти не привлекали внимание собирателей, поэтому их назначение в народной культуре до сих пор не раскрыто. Выяснить, какую роль они играли в жизни подрастающего поколения, помогли беседы с жителями ангарских сел.
По их рассказам, «малые игрища» обычно заканчивались к 9—10 часам вечера. Но хотя они были недолгими и устраивались редко, для детей они были очень нужны. Прежде всего, долгой и суровой сибирской зимой игрища давали крестьянским ребятишкам возможность праздничного общения. Здесь дети могли развиваться эстетически: играть, танцевать, петь. О том, что эстетические потребности возникали уже в раннем детстве, неоднократно говорили нам ангарские старожилы. «Сейчас молодые мало поют, а ране-то — из пеленок выпал и уже песни ревет», — свидетельствует Ксения Ефимовна Рукосуева из Яркино.
В разных слоях общества дореволюционной России о художественном развитии детей заботились взрослые. В частности, у дворян для этой цели служили музыкальные и танцевальные классы, детские вечера и праздники. В крестьянской среде эта сторона развития личности тоже не оставалась без внимания старших. Надо сказать, сами условия жизни, весь бытовой уклад способствовали эстетическому развитию крестьянского ребенка: ведь в прежние годы дети не были оторваны от своей семьи. Сначала они росли на колыбельных песнях-пестушках, потешках, затем впитывали былички, сказки. А с 6—7 лет, когда ребятишек начинали приучать к работе, они еще больше находились среди взрослых, слышали пословицы и поговорки, звучащие в красочной и выразительной ангарской речи, запоминали любимые песни родителей. Так происходило усвоение фольклорного репертуара взрослых, осуществлялось непрерывное наследование народного искусства. В то же время ребенок нуждался в эстетическом общении со сверстниками. Не случайно у детей существовал собственный, детский фольклор: считалки, дразнилки, заклички, игровые песенки. Они отвечали потребностям возрастного развития ребенка, отражали особенности его психологии.
Но если летом дети беспрепятственно могли удовлетворять свои эстетические и психологические потребности во время игр на улице и на «полянках», то зимой таких возможностей было гораздо меньше. Взрослые понимали это и способствовали организации детских игрищ. «Бывало, в праздник нам, девчонкам, скажут: «Идите-ка к той матери или этой, соберитесь да попляшите», — вспоминает Ульяна Егоровна Брюханова из деревни Климино. Детей на игрищах не оставляли без присмотра. «У нас в Яркино на младшем игрище сидели старухи. Они то прядут, то вяжут. Где песню подскажут», — говорит Ксения Ефимовна Рукосуева.
В некоторых деревнях Богучанского района роль взрослых в эстетическом развитии детей была очень значительна. Жительница села Бедоба Софрония Капитоновна Соседова рассказывает: «На маленькие игрища девки ходили с матерями, и тоже учатся походячи ходить. Имя матери-то поют походячу. Или старика созовут с балалайкой. Он имя трынкает, они пляшут».
На малых игрищах раскрывались и развивались хореографические, вокальные и драматические способности ребенка. Уже само по себе это было очень ценно. Но кроме того, детские игрища готовили ребенка к следующему этапу жизни — к участию в подростковых и взрослых увеселениях.
На взрослых увеселениях почти все общение юношей и девушек осуществлялось в эстетической форме, через исполнение вечерочных песен и игр. Поэтому очень важно, что на малом игрище дети частично овладевали репертуаром подросткового и юношеского возраста — походячими и игровыми песнями. Именно эти песни составляли основную часть молодежного искусства дореволюционной поры.
Исполнение вечерочных походячих не требовало особых актерских и хореографических данных. Пока все участники увеселения пели песню, двое или четверо солистов должны были прохаживаться по комнате. Такое исполнение доступно каждому, но для того, чтобы пройти в такт песни красиво, с приплясом, надо было научиться «проходке». На младших игрищах девочки и осваивали способы исполнения игровых и походячих песен, запоминали их слова, мелодии, учились красиво ходить и танцевать. Помимо овладения эстетическими навыками, дети на игрищах привыкали не стесняться сверстников, становились, с одной стороны, более раскрепощенными, а с другой стороны — постигали правила поведения на людях.
В различных местностях России обучение детей особенностям игрищного поведения происходило по-разному. Так, в Вологодской губернии существовали специальные песни, с помощью которых девочек учили привыкать к среде сверстников. Например, участницы младшего игрища пели:

Скажи, воробей,
Скажи, молодой,
Как Марья ходит,
Ивановна гуляет.
— Она эдак, вот эдак
Вот еще, вот эдак.

При этих словах названная в песне девочка должна была встать с места, выйти на середину и прохаживаться по комнате. Если она выполняла эти действия, ее хвалили:
Баско ходит — выступает,
Бает — розсыпает.

Цель подобной песни состояла не в том, чтобы научить красиво ходить. Важно было просто заставить человека оказаться в центре внимания коллектива. Уже за то, что девочка преодолевала робость, смущение и могла выйти в центр круга, она заслуживала одобрения. Если же ребёнок не мог побороть застенчивость и не выходил на проходку, его ругали особой корильной песней, в которой высмеивали и бранили. Так робкую и стеснительную девочку сравнивали с больной королевой, желали ей:

Сорок кадушек соленых лягушек,
Сорок стаканов сухих тараканов.

Это было самое мягкое выражение неодобрения.

В Приангарье учеба девочек на игрище не была такой жесткой. Особые обучающие ходьбе песни здесь отсутствовали. Атмосфера детского игрища была более доброжелательной и терпимой к каждому. Здесь считались с индивидуальными чертами характера участниц увеселения, не старались переломить их, а ненавязчиво, без нажима вовлекали в процесс исполнения песен. Постепенно, в ходе исполнения дети привыкали быть в центре внимания, обретали умение выполнять все предписанные текстом действия.
На детских увеселениях можно было выучить слова песни, освоить основные элементы движения, но чтобы полностью освоить вечерочную роль, нужно было знание особенностей игрищного поведения. А его могло дать лишь наблюдение за взрослыми. Поэтому посещение старших игрищ было неотъемлемым правом детства, и им широко пользовались. «Мы, бывало, с маленького игрища раза два-три за вечер сбегаем на большое», — вспоминает Александра Ивановна Попова из села Климино.
В деревнях Богучанского района детям разрешалось присутствовать на взрослых игрищах лишь в сопровождении кого-либо из старших. А в «верховских» селах участники взрослого увеселения не обращали внимания на ребятишек, и они прибегали когда хотели.
Наблюдение позволяло детям усвоить и игрищный репертуар, и последовательность исполнения песен. Запоминали зрители и своеобразный речевой этикет, учились, как нужно вести себя в обществе. Можно сказать, что, присутствуя на старших игрищах, дети приобщались к «светской» жизни крестьянской молодежи. Затем увиденное повторялось на детских и подростковых увеселениях. Таким образом, формировалось особое игрищное поведение, резко отличающееся от обыденного, принятого вне молодежных собраний.
Во многих селах Приангарья на младшие игрища собирались одни девочки. Если приходили мальчики, то они принимали участие только в подвижных играх. Такие игры, как «ремешки», «жгуты» развивали ловкость, внимание, быстроту движения и реакции. В определенной степени они воспитывали и выдержку, умение владеть собой. Ведь порой зазевавшемуся участнику игры приходилось получать довольно ощутимые удары жгутом. При этом мальчику важно было не проявить своих чувств, а скрывая боль, преследовать партнера. Так в игре формировались элементы «мужских» качеств характера.
Охотно играя, мальчики почти не принимали участия в исполнении походячих. Поэтому девочки первыми овладевали вечерочным репертуаром. В результате позднее на «средних» игрищах именно девочки-подростки выполняли роль организаторов веселья, лидировали в играх, танцах и песнях. Теперь, глядя на них, обучались вечерочным песням мальчики 14—15 лет. Сначала они учились прохаживаться по комнате, правильно выбирать пару, в соответствии с текстом песни «здороваться» или целоваться с избранными партнерами.
С течением времени задача усложнялась. Надо было уже не просто овладеть основными игровыми действиями, но добиваться красоты движений, научиться демонстрировать внимание к партнерам по играм и танцам. Так постепенно происходила социальная адаптация подростков. Они овладевали элементами культуры поведения в обществе, являющейся неотъемлемым качеством воспитанного человека. Воспитание на игрищах осуществлялось через фольклорный репертуар, а также через систему различных запретов и дозволений, правила речевого этикета.
Уже ритуал средних вечерок требовал от каждого участника умения преобразовать свое поведение, отказаться от качеств, которые осуждались в молодежной среде и развить черты, необходимые для общения со сверстниками. Здесь поощрялись коммуникабельность, умение поддержать партнера и подыграть ему. Каждый из подростков обязан был действовать как внимательный, отзывчивый, контактный, хорошо воспитанный человек, симпатизирующий всем участникам игрища. Свое личное отношение и поведение нужно было подчинить требованиям этой возрастной роли. Иными словами, на игрищах не только удовлетворялись эстетические потребности молодежи, но и шел процесс ее социализации, осуществлялось воспитание в широком смысле этого слова.
Социализирующая функция в большей степени присуща средним игрищам, нежели детским. Этим объясняется широкое распространение подростковых увеселительных собраний. Они существовали не только в Приангарье, но и в других местностях Сибири, русского Севера, некоторых районах России.
Интересно, что на Ангаре воспитателями на средних игрищах являлись сами подростки (ведь в отличие от младших увеселений, средние проходили без участия родителей). И молодежь была достаточно требовательным воспитателем. Те подростки, которые не желали подчиняться общим правилам и принятому типу поведения, могли быть наказаны изгнанием с игрища.
В становлении отдельного человека и формировании молодежной среды средние игрища были важным этапом. Может быть, поэтому подростковым увеселениям присуща некоторая обособленность, замкнутость. В Приангарье к «середовым» не приходили участники ни младших, ни старших увеселений. Если детям не возбранялось посещать игрища юношеского возраста, то подросткам это было запрещено. На Ангаре даже существовала особая частушка, певшаяся нарушителям этого запрета:

Нам не надо свечек сальных,
У нас лампочки горят,
Нам не надо середовых,
У нас эдаки сидят.

Вероятно, существовало несколько оснований для такого запрета. Старшие игрища объединяли молодежь брачного возраста. Именно здесь молодые люди лучше узнавали друг друга, сближались, выявляли симпатию и склонности, договаривались о сватовстве. Присутствие подростков, которые не достигли брачного возраста, но выглядят как взрослые, дезориентировало бы участников веселья, вносило ненужную путаницу.
Но эта причина не единственная. Жители Приангарья вспоминают, что «середовым» не разрешали присутствовать у старших даже в качестве зрителей. Вероятно, изгнанием подростков побуждали переходить от наблюдения к активному овладению вечерочным репертуаром и элементами ритуального поведения.
Помимо проходочных песен, на среднем игрище исполнялись сольные и круговые пляски, игры. Овладев основным репертуаром молодежного фольклора и достигнув 17—18-летнего возраста, молодые люди уже в качестве непосредственных участников переходили на старшее игрище.

До революции в Приангарье не спешили отдавать девушек замуж. В родительской семье они нужны были как помощницы, как рабочая сила. Но если родители старались держать дочерей дома подольше, те, напротив, стремились поскорее устроить личную жизнь. Во всяком случае, раньше 19—20 лет браки почти не заключались, и молодые люди, посещая старшее игрище с 17 лет, успевали почувствовать себя взрослыми, войти в соответствующий образ и усвоить социальную роль взрослого человека. Во многих местностях молодежи помогал в этом вечерочный ритуал, включающий и своеобразный речевой этикет. Так в селе Маковское Енисейского района на старших игрищах было принято называть друг друга по имени и отчеству и обращаться уважительно на «вы». Такое название — демонстрация уважения к человеку, знак того, что общество считает вчерашних девочек и мальчиков людьми взрослыми и ожидает от них соответствующего поведения.
В Приангарье обращение по отчеству не было принято, но молодые люди называли друг друга полным, т. е, взрослым именем. Такое обращение стимулировало психологическую перестройку человека, внутреннюю ориентацию его на «взрослость». На Ангаре, представление о взрослости не ассоциировалось с языковой распущенностью. На старших игрищах, как и на подростковых, запрещалось употребление грубых и нецензурных выражений, уличных и детских кличек.
На старшие игрища нередко приезжали юноши и девушки из других деревень для того, чтобы присмотреть себе пару и познакомиться. Обычно местные юноши ревниво относились к приезду ребят из других сел, и в своих припевках старались задеть их, показать мнимые неблаговидные качества. Однако на игрищах насмешки длились недолго. Ведь главное назначение взрослых увеселений — служить сближению молодежи. Поэтому все вечерочные игры и песни создавали возможности для общения. Так в конце походячих и игровых песен надо было выбрать сменщика противоположного пола и обязательно поцеловать его. Игровые поцелуи не доверялись только действию исполнительской традиции, но еще и предписывались текстами: многие вечерочные песни на Ангаре имели концовку, обязывающую исполнителей целоваться.
В древности подобные песенные формулы имели магический смысл и являлись частью обряда плодородия. По мнению участников обряда, такие песенки вместе с поцелуями обеспечивали хороший урожай. Об этом свидетельствуют немногие дошедшие до нас тексты:

Поцелуй в уста— будет рожь густа,
Рожь осиста, колосиста, примолотиста.
Что из колосу — пудовка, из полузерна — пирог.

С течением времени магический характер забылся, и поцелуйные формулы стали служить установлению игровых контактов, направляя и регламентируя вечерочное общение молодежи.
Созданию моментов общения, выявлению симпатий и склонностей служили и вечерочные игры. Большинство их сопровождалось короткими песенками, в которых описывалась условная игровая ситуация. Действия при исполнении многих игр совершались одинаковые: выбор партнера и поцелуй, но благодаря тексту не возникало однообразия. Выбор пары изображался в песне то как поиски голубем голубки, то как выкуп «горящего на камешке» человека. С помощью таких песен вечерочное общение молодежи переводилось в игровую сферу, приобретало художественную привлекательность.
Некоторые этнографы конца XIX — начала XX века были склонны рассматривать общение молодежи на игрищах как «разгул эротики», а в игровых поцелуях видеть проявление «испорченности нравов». Однако такое восприятие необоснованно. Конечно, игры взрослых увеселений развивали чувственность, готовя тем самым крестьянскую молодежь к браку. Но не следует забывать, что на игрищах постоянно присутствовали зрители: ими могли быть и просто односельчане всех возрастов, и родители. Поэтому игровое «целованье» нередко имело символический характер, такой же как у взрослых ритуальные поцелуи при встречах, прощаниях, в Пасху или в прощеный день масленицы.
И уж вовсе не подтверждается представление о вечерках и игрищах как о разгуле. Во время зимних увеселений общение молодежи регулировалось целым рядом правил и в значительной мере имело ритуализированный и ролевой характер. Так симпатии и склонности на игрищах проявлялись только в игровом или фольклорном русле: во время игр, при исполнении походячих, индивидуальных и игровых танцев. Всякое внефольклорное проявление чувств было запрещено.
Не должна была проявляться и антипатия к кому-либо из присутствующих. Поэтому игрищные правила не разрешали отказываться от выбора в игре и вечерочных поцелуев. Объясняя, почему нельзя было отказать партнеру при выборе, ангарские женщины обычно говорили: «Нехорошо позорить парня, жалко!». В результате каждый участник игрища мог, не опасаясь отказа, приглашать партнеров противоположного пола. Подобные запреты обеспечивали участие всей молодежи в общении. Кроме того, они ограждали участников игрища от моральных травм и негативных эмоций, отражая заботу коллектива о психологическом самочувствии каждого. Принятый порядок способствовал формированию личности свободной от неуверенности в себе и связанных с нею комплексов.
Показательно, что ритуал крестьянских игрищ позволял как юношам, так и девушкам действовать одинаково активно. Ведь в походячих и играх выбирались по очереди исполнители то одного, то другого пола. В отличие от этикета дворянских увеселений, где лидирующая роль в общении принадлежала мужчине, народная культура предоставляла девушкам равные с юношами возможности для общения и эмоционального самовыражения. Однако, все общение либо происходило в эстетической сфере (походячие песни, игры, танцы), либо регламентировалось игрищным ритуалом.

По наличию ритуальных элементов крестьянские игрища вполне сопоставимы с увеселениями других классов, например, с такими, как балы (система бального ритуала описана советским исследователем Ю. М. Лотманом). Естественно, ритуал увеселений народной культуры и дворянской резко отличался, но тем не менее у деревенской молодежи он был подробно разработан. Надо заметить, что на игрищах разных местностей правила поведения могли отличаться. Так по свидетельству исследовательницы Т. А. Бёрнштам, на русском Севере девушкам полагалось танцевать «чинно, строго, не поднимая глаз» . На Ангаре игрищные правила разрешали более естественную манеру поведения, но система обязательных действий предусматривалась и здесь. Например, существовали определенные способы выбора партнеров. Повсеместно на Ангаре приглашение партнера сопровождалось просьбой и особым жестом: «В конце походячей подходишь к парню, руку подашь и скажешь: «Пожалуйста, Иван!». По сообщению Аграфены Семеновны Заборцевой, в деревне Мозговая Кежемского района эту просьбу поддерживали участники игрища. «Когда выбираешь пару, подходишь к девушке: «Прошу, Нюра, на походячу», — и руку протянешь. А все захлопают в ладоши: «Просим, Нюра, просим на походячу!». Уже выбор пары требовал от играющих знания этикета, проявления вежливости, демонстрации уважительного отношения к партнёру. Характерно, что и выбранные вели себя как должно: независимо от личного отношения они показывали, что выбор им приятен, а партнер симпатичен. Таким образом, участники игрищ играли требуемые роли, в которых личным эмоциям ходу не давалось. Конечно, в ритуальном поведении участников увеселения была известная несвобода. Молодые люди вели себя не так, как хотелось, а как полагалось, как предписывал молодежный этикет. Однако благодаря этому на игрищах возникала доброжелательная атмосфера, гарантировалось общение и отсутствие всякой разнузданности.
В некоторых регионах России богатые девушки-невесты обособлялись в отдельную группу. Например, на увеселениях русского Севера им выделялись почетные места. Называли богатых невест также особо: «славутницы» или «почетницы». В Приангарье никакого особого почтения богатым не оказывалось. Наибольшим успехом на игрищах пользовались веселые молодые люди, хорошие плясуны; песельники. Именно они были всегда «на кругу», их чаще выбирали в поцелуйных играх и «походячих». И хотя у молодости всегда высоко ценится красота, девушки, не обладающие этим даром, но задорные и веселые, тоже не чувствовали себя забытыми, и ненужными. Как тут было не вспомнить добрым словом младшие и средние игрища. Ведь благодаря им девушки научились прекрасно петь, танцевать, чувствовать себя уверенно и свободно. Не имея красоты, они приобрели обаяние, привлекательность.
Старшие игрища были в Приангарье самыми многолюдными. В крупных деревнях на них собиралось до 30—40 человек. Поэтому «на взрослое игрище» просились не в каждый дом, а пытались откупить тот, что побольше, благо, на Ангаре, где сохранялась архитектура русского Севера, таких домов было немало. На Ангаре не устраивали большого числа комнат и перегородок в доме не делали. Поэтому нередко весь верхний этаж представлял одну большую горницу, где просторно было плясать кругом или ходить походячую «крестиком».

В Богучанском районе большие дома выглядели уже иначе. Одноэтажные, они состояли из двух самостоятельных помещений, соединенных сенями. Такую архитектуру ангарцы называют «дома на связе». В одном из помещений находилась кухня, отделенная «переборкой» (перегородкой) от большой жилой комнаты. Второе помещение было «чистым». Печь в нем стояла только для обогревания. Во втором почти не жили, оставляя его для приезда гостей и праздничных застолий. Устраивая игрища, молодежь старалась откупить «чистую избу», чтобы меньше мешать хозяевам и иметь больше места для игр и танцев. Однако большие дома обычно принадлежали крепким, зажиточным крестьянам, которые неохотно уступали просьбам «вечеровщиков». Поэтому нередко молодёжи приходилось довольствоваться обычной избой, но и в этом случае старались выбрать ту, что попросторнее. Ведь на игрище, кроме непосредственных участников, обязательно приходили зрители.
В Приангарье зрители были пространственно отделены от участников игрища. На протяжении всего вечера наблюдающие имели право только стоять рядом с входной дверью, в то время как неженатые молодые люди сидели на лавках, расставленных вдоль стен. На многолюдных игрищах места не хватало, и участники увеселения садились друг другу на колени. При этом девушки могли сидеть у парней, и наоборот. «Если много народу, так и в три ряда насядут. Тех, кто сидит в испод (внизу), и не видно даже»— вспоминает Арина Семеновна Заборцева из Кежмы. Характерно, что влюбленным молодым людям запрещалось садиться вместе.
Лавки с участниками игрища оставляли середину избы свободной, образовывая своеобразную игровую площадку. На ней и исполнялся весь игрищный репертуар.
В ряде местностей на увеселениях существовал постоянный порядок исполнения песен и игр. В результате возникал стабильный сценарий игрища. В Приангарье строгой закрепленности репертуара не существовало, но игрище всегда открывалось исполнением «походячих». Роль «зачинщиков» увеселения оставалась за девушками. В начале игрища, когда веселье еще не началось, возникала заминка; в это время девушки шли первую походячую.

А вот на игрищах Богучанского района можно было поплясать и под гармошку, которая здесь была очень популярна. «У нас ране один играет, а трое-четверо в очередь стоят, дожидаются. Им тоже поиграть охота», — рассказывает жительница села Яркино Аксинья Николаевна Рукосуева. Больше, чем у «кежмарей», было в богучанских селах и коллективных плясок, большинство которых исполняли в кругу. Появляются здесь и плясовые песни как особая разновидность песенного фольклора. До сих пор богучанцы хорошо помнят некоторые из плясовых песен и даже исполняют во время семейных праздников «Во пиру я была, во беседушке», «Лучина березовенькая», «Не поля-то у нас насеянные», «Три дня дома не была». Последнюю песню сочинил поэт Х1X века И. Суриков, но шуточное содержание, короткий, ритмичный стих позволили стихотворению стать народной плясовой песней. Как и в Кежемском районе, у богучанцев в качестве хороводной плясовой исполнялась «Во лузьях». Своеобразна была хореография песни «Не сама луку полола». При ее исполнении танцующие вставали в круг парами и при начальных словах кружились попарно, взявшись под руки. Затем каждый танцор, стоящий в паре справа, двигался по кругу в левую сторону и кружился уже с другим участником танца. Одновременное перемещение по кругу и вращение танцующих требовало определенных хореографических навыков и выглядело очень красиво.
Зрителям, особенно молодым, недавно сыгравшим свадьбу, тоже хотелось принять участие в игрищном веселье, ведь совсем недавно они проводили за песнями и танцами целые вечера. Участники увеселения понимали состояние молодых, и игрищные правила разрешали им немного повеселиться. Однако женатые могли принимать участие только в плясках. Участвовать в походячих и вечерочных играх им строжайше запрещалось. Зная особенности исполнения этих жанров, нетрудно понять, что в основе этого запрета — забота о прочных семейных отношениях.
Кроме танцев, на ангарских игрищах играли. Некоторые игры позволяли исполнителям продемонстрировать свою творческую фантазию и драматические способности. Это игры, требующие «вхождения в образ» какого-либо животного и птицы. Исследователи считают, что игры, изображающие животных, восходят к первобытным обрядам, во время которых воспроизводился облик тотема — зверя, являющегося, по поверью, предком и покровителем племени. С исчезновением тотемистических верований многие из таких игр перешли из взрослого фольклора в детский. Те немногочисленные сюжеты, что сохранились на взрослых увеселениях, переосмыслялись и стали служить вечерочному общению молодежи. Для этого в тексты были включены те же поцелуйные формулы, что и в походячих. Игры, не вобравшие такие формулы, переставали исполняться и забывались.
Надо сказать, что игровых песен в Приангарье вообще было немного, а к началу нашего века их стало еще меньше. Некоторые из игр вообще исчезли из репертуара, как например, «Воробышек». Другие исполнялись только на полянке, как например, «Научи-ка меня, мать, как белый лен сеять», третьи перешли в детский репертуар («Заинька во садочке»). Большая группа игровых стала сопровождаться не разыгрыванием, а «проходкой», хотя текст давал возможность для драматизации. К таким песням относятся: «Ах, верба, ты верба моя», «Зайка беленький, ушки черненьки», «Через реченьку перевоз», «Скочил козел с огорода».
К началу 20-х годов основное место в игровом репертуаре молодежи занимали произведения, благоприятствующие общению. Так задача игры «В соседи» заключалась в том, чтобы рассадить попарно участников увеселения.
Подавляющее большинство вечерочных игр Приангарья сопровождается песнями. При исполнении игры песню пели все присутствующие, а солисты разыгрывали действия. При этом связь между текстом и действиями существовала разная. В одних играх песня являлась вступлением, объясняющим последующие игровые действия. Кроме «Скомороха», к та ким играм на Ангаре относятся «Сам сижу на стульчике», «Горю, горю на камешке», «Кони,вы кони».
В других произведениях текст разыгрывался полностью. Таковы «Дрема», «В хороводе были мы», «Заинька». Наиболее известны на Ангаре две первые игры. Они входили в вечерочный репертуар каждого села от Панова до Рыбного. Исполнение этих игр не требует особого драматического таланта. При разыгрывании «Дремы» солист садился на стул в середине избы и затем выполнял все действия, о которых поется в песне.
Сидит дрема,
Сидит дрема,
Сидит дрема, сама дремлет, сама спит,
Сидит дрема, сама; дремлет, сама спит.
Вставай, дрема,
Вставай дрема,
Вставай, дрема, в хоровод, в хоровод,
Вставай, дрема, в хоровод, в хоровод...

Затем «дрему» просят посмотреть на народ и поцеловать, кого она хочет.
Несложными действиями сопровождалась и песня «В хороводе были мы». Исполнителям нужно было в соответствии с текстом выйти на середину, «подбодриться» (подбочениться), выполнить одно-два танцевальных движения, выбрать пару и поцеловаться. Как и в «Дреме», в центре круга мог быть играющий любого пола. «Если «на кругу» был юноша, то в песне говорилось о «соколе-молодчике», если девушка — пелось «о соколице девушке». Простота исполнения позволяла участвовать в игре каждому из присутствующих. Поэтому песню пели несколько раз, чтобы исполнителями побывали все желающие.
Меньше всего вечерочных игр было в Кежемском районе. Фактически весь драматический репертуар ограничивался «Дремой» и песней «В хороводе были мы». В других ареалах Приангарья к этим играм добавлялись свои, местные. У богучанцев излюбленной игрой была «Заинька во садочке», а в южных селах этого района знали игру «Кони, вы кони». Основное же место в репертуаре игрищ занимали «походячие» — песни, сопровождающиеся ходьбой двух или четырех исполнителей. Походячую пели все сидящие на лавках участники увеселения. Пели негромко, но поскольку хор был большой и пели «на голоса», то получалось очень красивое мелодическое сопровождение проходки.
На Ангаре существовали различные виды походячих. В большинстве деревень ходили «вдоль по полу». Проходку начинали две девушки. Взявшись за руки, они прохаживались от двери к противоположной стене. Дойдя до конца, исполнительницы «меняли руки», поворачивались и шли в обратном направлении. В конце песни девушки выбирали парней, целовали их и садились на место. Звучала следующая песня, теперь уже ходили выбранные юноши, которые в конце приглашали для поцелуя новых сменщиц. Так продолжалось длительное время, пока «походячие» не уступали место играм или танцам.
В селе Бедоба хореографическое оформление проходки были несколько иное. Здесь девушки держались при ходьбе обязательно правыми руками и во время поворота рук не размыкали.
Еще больше отличалось исполнение «походячих» в селах Юрохта и Яркино. Здесь начавшие «проходку» девушки выбирали парней в середине песни.
Парные походячие песни в Приангарье (как и в большинстве других местностей), исполнялись только на зимних нерабочих собраниях. Ни в хороводе, ни на семейных торжествах и праздничных гуляниях они не звучали.
В ангарских селах исполнение всех видов проходки осложнялось танцевальными действиями: притопами, дробями, плясовыми коленцами.
Кроме парных проходочных песен, ангарцы на игрищах «ходили крестиком». В этом случае проходка исполнялась группой, а начальной фигурой движения был «крестик». Ходьбу начинали четыре девушки, Они брались попарно за руки и вставали в середине комнаты так, чтобы была пара была под прямым углом к другой. Соединенные на уровне головы руки и образовывали крест. Исполнители, приплясывая, двигались по кругу сначала в одну, затем вдругую сторону. Примерно в середине песни каждая из девушек приглашала юношу, брала его за руку, и вся группа продолжала первоначальное движение. В это время «крестик» состоял уже из 8 человек и фактически являлся малым хороводом. В конце песни девушки целовали избранных парней и садились на место. Теперь под новую песню ходили «крестиком» сменившие их юноши, и все повторялось с другими партнерами.
Песни для ходьбы «крестиком» в Приангарье тоже называются походячими, но по величине они гораздо больше парных проходочных. Нередко такие песни состоят из нескольких самостоятельных сюжетных эпизодов, иногда текст разрастался за счет припевов или повторения строк.
Увеличение объема «крестиковых» песен произошло не случайно. Песенное сопровождение должно было длиться столько, чтобы солисты могли походить, выбрать партнеров и исполнить с ними совместную проходку. Несмотря на длительность исполнения, интерес зрителей к происходящему не падал. Ведь и особое построение танцоров, и движения большой группы танцующих придавали исполнению зрелищность. Интерес поддерживался и драматическими элементами: выбором партнеров, финальными поцелуями. Поэтому песни для ходьбы «крестиком» приближались по объему к летним хороводным. Недаром в Богучанском и Мотыгинском районах такие песни могли звучать и летом во время гуляний на улице (на Ангаре такое гуляние называется «полянка»). На полянке «крестиком» не ходили, но под звуки «крестильных» песен «бегали караваем» или «плясали кругом» т. е. использовали эти песни в качестве хороводно-орнаментальных или плясовых.
Проходочная песня, сопровождающая движение двух исполнителей, имела меньший, объем — 10-20 строк. За то время, что она звучала, и солисты не утомлялись, и зрители не успевали утратить интерес к происходящему.
В ряде мест России в прошлом были очень распространены короткие четырех-шести-строчные песенки:

Лежит сахар на полу,
Не ленива — подыму.
Сахар съела, песню спела,
Целоваться подоспела.

Пока хор пел такую песенку, исполнители могли только выбрать пару и поцеловаться. Все назначение подобных песен сводится к организации вечерочного общения. Эстетическая же сторона (красота движения при ходьбе) отодвигалась на второй план. Короткий, малосодержательный текст тоже свидетельствует о вторичности художественной функции и вообще содержания песни.
В Приангарье подобных песенок было очень мало. За десятилетие собирательной работы было записано всего два текста, оба в Богучанском районе.
Вечёрочные песни исполнялись для молодежи и рассказывали о том, что ее интересует. Для молодых наиболее важными представляются отношения со сверстниками. Поэтому в песнях основное место занимает сама молодежная среда, а главными героями являются юноши и девушки. Служа общению молодежи, походячие включались и в процесс воспитания подрастающего поколения, Целый ряд произведений знакомил участников игрищ с теми чертами характера, внешними и внутренними качествами, которые представлялись важными именно молодежи. Так отличительная черта молодёжных песен — внимание к внешности героев. Особенно подробно описывается их наряд:

Две красотки лужочком шли.
На них платьица алеются,
Раскарманчики чернеются,
Во левой руке — немецкий валерок...

Персонажи проходочных — щеголи и модницы. Их одежда красива, продумана, все дополнения со вкусом подобраны. Видимо, умение красиво и модно одеваться высоко ценилось у молодежи прошлого века. И вообще красота внешнего облика имела для юношества особую ценность. Поэтому герои проходочных за красоту одаривают, целуют, любят. Такое восприятие внешней красоты отличалось от подхода к ней взрослых. Ведь старшее поколение утверждало: «С лица не воду пить», «Красота приглядится, а ум пригодится», «Не выбирай нарядну, а выбирай догадну», «Не гонись за красотой, а гонись за разумом». Молодежь эти сентенции не убеждали, и походячие песни продолжали славить красоту.
Вечёрочные песни знакомили молодых людей и с нравственными нормами. В этом случае жизненный опыт старших уже не, отвергался. Это заметно, когда песня касалась эстетических проблем или поведения в жизни:

Худа славушка пройдет —
Никто замуж не возьмет.
Отцу-матери бесчестье,
Роду-племени позор.

Знакомя молодежь с народной этикой, проходочные песни включали поучения, запреты, наказы.

Не ходи, моя милая, бережком-увалом,
Не люби, моя милая, женатого парня.
Что женатой-распроклятой, холостой-голубчик.

В соответствии с воспитательным назначением игрищ «походячие» уделяли внимание нравственным качествам избранников. Молодежная среда ценила в девушках верность в любви, покладистый характер, ум, трудолюбие.

Чтобы сужена моя раскрасавица была,
И румяна, и бела, черноброва и стана,
И разумна, и умна, рукодельная...

Порой так же прямо в проходочных песнях сформулированы требования, предъявляемые обществом к юношам.

Чтоб в трактиры не ходить,
Чтобы белого не пить,
Папиросы не курить,
В биллиарды не играть

Молодежь не любит назиданий. Поэтому далеко не в каждой песне можно встретить поучения и советы. Гораздо чаще произведения просто рассказывают о жизни юношества, описывают прогулки, свидания, разговоры героев, показывают, как молодец ухаживает за девушкой, как молодые люди заботятся друг о друге. В этих случаях песни воспитывали самим изображением идеальных взаимоотношений. Развитие сюжета подводило слушателей к мысли о необходимости доброты, отзывчивости, внимания и щедрости друг к другу. Повторяясь из вечера в вечер, подобные песни внедряли в молодежную среду представление о должном поведении, о необходимости гармоничных отношений, давали идеал, которому можно было подражать.
Затрагивали «походячие» и бытовую сферу, но в этом случае они касались лишь тех моментов, которые были важны для молодежи. Например, песни рассказывали, как нужно вести себя в общественных и увеселительных местах. Так сюжет «Вечор девки вечериночку сидят» рассказывает о наказании, которое «ожидает на вечерке незваного гостя, а проходочная «Еще чьи это соколики летят?» учит, как вести себя молодцам, идущим на игрище. Как видим, на игрищах молодежь развлекалась, веселилась и общалась. Но в то же время через этикет, правила речевого поведения и вечерочный фольклор происходило воспитание молодых людей, приобщение к культуре в широком смысле этого слова. Мудрость народной педагогики заключается в том, что это воспитание осуществлялось неназойливо в игровой, развлекательной форме.
Среди ангарских проходочных песен есть известные во всех селах. Некоторые из них сопровождали ходьбу «крестиком»: «Не ходи, моя милая!», «На горе-то калина», «Я по травке шла», «Как на Волге валы бьют». Другие общеангарские песни исполнялись парами: «Летел голубь через горы», «Не по улочке купчик идет». Однако произведений, известных всему Приангарью, немного. Гораздо чаще песня исполнялась в двух соседних районах. Самый обширный вечерочный репертуар у жителей Богучанского района. Здесь сыграли свою роль географическое положение, а также общительность ангарцев, живущих в деревнях Зеледеево, Климино, Чадобец. Жители этих деревень часто ездили к родственникам и в Кежемскую волость, и ниже по Ангаре — в Пинчугу, Богучаны. Также охотно выезжали из своих отдельных деревень и жители Юрохты, Яркино, расположенных на реке Чадобец. В старину было принято в зимние праздники отпускать в гости к родственникам молодых девушек и парней. Иногда они жили в другой деревне целую неделю, слышали на игрищах новые песни и понравившиеся привозили домой. Запоминание облегчалось тем, что несколько текстов «походячих» песен поется в Приангарье на один мотив.
Конечно, не все новые песни приживались, да и те, что нравились, усваивались вовсе не механически. Обычно в таких песнях сохранялись основные события, а живописные детали, зачины и особенно лексика значительно менялись.
Благодаря постоянным контактам богучанцев, в северных селах этого района известны кежемские песни, а в южных — мотыгинские. Если же сравнить репертуар отдаленных друг от друга Мотыгинского и Кежемского районов, то общих песен встречается очень мало.
Меньше всего вечерочных песен записано у кежемцев. В прошлом жители этого района были несколько обособлены от остальной части Приангарья, хотя из своих деревень выезжали очень часто. Вплоть до образования колхозов кежемцы праздновали «съезжие дни». Каждый из крупных праздников был закреплен за определенным селом. Когда наступал праздник, жители всего церковного прихода (на территории волости их было два) приезжали в одно село. Они могли заезжать к совершенно незнакомом людям, гулять у них в одном застолье, оставаться на ночлег. «Тут хоть кто, хоть к кому заезжай — не прогонят. У нас, бывало наедут, до 20 коней во дворе стоит. А спать ложились— настелят по всей избе — не пройти», — вспоминает Елена Алексеевна Хомайко, жившая раньше в деревне Дворец. В следующий праздник все прихожане выезжали в другую деревню. Благодаря «съезжим», жители каждого прихода активно общались между собой, но почти не выезжали за его пределы, а тем более за границу волости. Поэтому «кежмари» не знают чадобских песен, в то время как в Яркино и Чадобце многие «походячие» верховских сел известны.

Филологи Красноярского пединститута ведут поиск ангарского фольклора с 1978 года. За это время было собрано более 100 сюжетов вечёрочных игр и песен. Они записаны от людей, которые веселились на игрищах в десятые-двадцатые годы нашего века. В момент записи многим из них было далеко за семьдесят; кое-кто уже забыл песни своей юности. Однако, объехав десятки деревень, мы нашли немало знатоков игрищного фольклора. Пожилые люди часто поют слабыми голосами, делая остановки, чтобы перевести дыхание. Песни, исполняемые раньше хором, теперь помнят и могут пропеть один-два человека в деревне. Конечно, в одиночку петь трудно, но несмотря на преклонный возраст, а иногда и недомогания, никто не отказывался спеть и рассказать о прошедшем. Благодаря экспедиционным записям не канут безвозвратно прекрасные песни Приангарья: магнитофонные плёнки хранят их тексты и мелодии, своеобразный ангарский говор. И очень важно, что записаны рассказы о прошлом: о том, как работали и веселились, провожали в последний путь и воспитывали детей. Слушая эти рассказы, понимаешь, как мало мы еще знаем свой народ, его быт, историю и искусство, как многое в народной культуре еще нужно осмыслить.